Волшебная сказка - Страница 26

— Ай! — вскрикнула от неожиданности Надя, инстинктивно хватаясь за руку Поярцевой.

— Не бойтесь, не бойтесь, деточка. Эти прелестные зверьки вас не тронут, — поспешила успокоить свою гостью Поярцева. — Ами! Бижу! Леда! Тубо! На место! Где ваше место? — прикрикнула на собак Анна Ивановна.

И белые шпицы, и миниатюрная левретка Заза, и мопсы Пупсик и Нусик, и черный пудель Макс, и мохнатая болонка Леди — все сразу поджали хвостики при этом властном окрике хозяйки.

— Входите, моя милушка, входите. Они не кусаются, — любезно говорила, обращаясь к Наде, Анна Ивановна пропуская девочку вперед.

В освещенной ярким электрическим светом гостиной Надя остановилась как вкопанная. Никогда еще ни в одном из прочитанных ею романов не приходилось девочке встречать что-либо хоть сколько-нибудь похожее по описанию на такую окружающую ее теперь обстановку. Если на стеклянной террасе количество цветов поразило Надю, то здесь в гостиной, огромной комнате, с нежными, изумрудного цвета тоном под стать свежей молодой зелени, диванами, кушетками, креслами и пуфами, с таким же пушистым, похожим на газон, ковром во всю комнату, — количество пальм, рододендронов, олеандров и других экзотических растений делали помещение похожим на сад. А по стенам ее, между картинами в золотых рамах, изображающих по большей части животных и пернатое царство во всех видах и позах, висели клетки с канарейками, большие и маленькие, но все безусловно красивые и изящные, под стать обстановке этой удивительной комнаты. Посреди нее находился высокий стол с огромною клеткою, похожею на игрушечный дом. В ней, на жердочке, важно чистя себе клюв лапкой, сидел большой пестрый попугай.

Лишь только переступила порог этой комнаты Надя следом за хозяйкой, как попугай закричал резким голосом, заглушая голоса щебечущих, несмотря на позднее время, канареек:

— А попочке нынче не дали молочка! Не дали молочка попочке! Не дали! Не дали!

— Неужели без молока оставили Кокошу? — тревожно обратилась Анна Ивановна к сопровождавшим ее лакеям.

— Никак нет-с, барыня, они-с все получили, что им полагается, поспешил ответить один из слуг.

Анна Ивановна посмотрела на него строгим взглядом.

— Ой, не путаешь ли? Позови-ка лучше сюда Лизаньку; я добьюсь от нее толку.

— Я тут, благодетельница, чего изволите? — услышала Надя чей-то тонкий, сладко-певучий голосок.

— Послушай, Лизанька, ты поила Коко молоком нынче? — так же строго осведомилась Анна Ивановна у невысокой, худой, даже костлявой девушки лет восемнадцати, с некрасивым веснушчатым лицом и маленькими неспокойно бегающими глазками.

Одета она была очень чисто, но просто в темное платье и черный передник с карманами, а жиденькие бесцветные волосы девушки были закручены небольшим жгутом на макушке.

Лизанька вдруг стремительно нагнулась и, подобострастно схватив пухлую руку Поярцевой, прижалась к ней губами.

— Как можно, как можно мне манкировать своими обязанностями, благодетельница? Да что я ума лишилась разве? Разве не помню я денно и нощно о том, что мне надо о вас вечно Бога молить, что вы меня, бедную, сирую призрели, напоили, накормили… Так ужели же я вам черною неблагодарностью отплачу? — певуче затянула девушка.

— Ну, довольно, довольно, пошла-поехала… скучно это, — нетерпеливо отмахнулась от нее благодетельница. — Вот познакомься-ка лучше с Наденькой Таировой, нашей милой гостьей.

Лизанька, все время, с первого же появления Нади, не спускавшая с нее зорких, словно нащупывающих глаз, теперь вся так и всколыхнулась, так и заходила ходуном вокруг Нади.

— Ах, красавица! Ах, душенька! Ах, ангелочек Божий! — простонала она в избытке восторга и, стремительно бросившись к Наде, подобострастно чмокнула ее в плечико.

Надя сконфузилась.

— Что вы! Что вы! Лучше так поздороваемся… — пробормотала она, протягивая руку Лизаньке.

Но та, не поняв умышленно или случайно этого движения, чмокнула ее и в руку, Надя растерялась совсем.

Между тем под тявканье не совсем еще угомонившихся собачек, под оглушительный щебет канареек, принимавших, очевидно, яркое электрическое освещение комнаты за дневной солнечный свет, и под назойливые крики не перестававшего жаловаться попугая, Анна Ивановна рядом других, менее оригинально, но еще более роскошно убранных совсем не по-дачному комнат провела свою юную гостью в столовую.

Здесь, в огромной горнице, отделанной под дуб, с массивными буфетами и горками, сплошь уставленными дорогим фамильным серебром, тонким хрусталем и фарфором, за длинным, убранным для чая обеденным столом, освещенным ярко горящей люстрой, сидели три женщины в скромных, темных, но таких же изысканно чистых, как у Лизаньки, платьях.

При появлении Анны Ивановны и Нади они встали со своих мест и вереницей двинулись им навстречу.

— Добрый вечер, благодетельница, — запела седая, подслеповатая старушка в очках и в старомодном, с широкой пелериной, платье, с чепчиком-наколкой из черных же кружев на голове, какие носятся мелкими чиновницами. — А мы-то ждали вас!

— Ждали-ждали! — в тон ей проговорила другая пожилая женщина, удивительно напоминающая уже знакомую читателям Лизаньку, с такими же, как и у той, бегающими, беспокойными глазками.

— Нынче Пупсик чуть не заболел, — отрывисто проговорила еще очень молодая, но очень толстая, не по возрасту рыхлая особа, с наивным, ничего не выражающим румяным лицом и выпуклыми большими, тоже ничего не говорящими глазами.

— Пупсик? болен? — вся так и встрепенулась Анна Ивановна.